Печать

12 июня 2008 года
Выступление исполнительного директора Института нравственности Е.Ф. Матвейчук на тему: «Ротация управленческих кадров на основе принципа нравственности» на IV Всероссийской научной конференции «Власть и общество в России: традиции и современность». Рязань.

Ротация управленческих кадров на основе принципа нравственности

Самый главный аргумент против введения любой монопольной идеологии, в том числе идеологии нравственности, имеет своей опорой ту статью Коституции РФ, в которой сказано: «В Российской Федерации признаётся идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (раздел первый, глава 1, статья 13, пункты 1,2). 
В этой связи необходимо заявить следующее:
Во-первых: по умолчанию у нас сегодня монопольно господствует безнравственная, общественно-опасная идеология “обогащения любой ценой”, – что следует расценивать двояко: или как демонстративное нарушение Конституции РФ, или как сигнал о необходимости замены деструктивной для государства и общества идеологии на созидательную. 
Во-вторых: в отношении категории “нравственности” указанная статья Конституции РФ не имеет силы, потому что в другой статье Конституции РФ говорится: «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства» (раздел первый, глава 2, статья 55, пункт 3). Иными словами: даже в сегодняшней редакции Конституции РФ общественная значимость нравственности имеет более высокий порядок, нежели общественная значимость прав и свобод человека и гражданина. А поскольку идеология – это комплекс идей и концепций, ориентированных на ценности, то и само существование нравственности иначе как в форме воплощённой идеологии попросту невозможно.
В-третьих: когда мы говорим об «идеологии нравственности», то нужно понимать, что сам термин “идеология”– это всего лишь дань современной культурной традиции, для которой кажется естественным называть всепроникающее духовное влияние идеологией. Поэтому, если оставить в стороне склочное препирательство о словах, то нужно будет признать, что речь идёт о возврате не столько к “идеологизированному”, сколько к нормальному, т.е. признающему верховенство духовных ценностей, обществу. В конце концов, можно говорить не об “идеологии нравственности”, а о “сверхвласти нравственности”, – что опять-таки вписывается в конституционные нормы (раздел перый, глава 1, статья 3, пункт 3), а также в теорию государственности, различающую “идеологическую сверхвласть как руководящий принцип” и “непосредственное управление как орудие претворения руководящего принципа в жизнь” (см. главу 3). 
В-четвёртых: “идеологическое многообразие”, т.е. многообразие в сфере ценностей, ведёт не к “свободе мнений”, а к окончательной “атомизации” и, соответственно, деградации общества. То есть, пункт 1 статьи 13 Конституции РФ сформулирован без учёта различия между многообразием в сфере мыслей и многообразием в сфере ценностей; многообразие второго рода, в отличие от многообразия первого – это фикция, потому что здесь есть выбор только между ценностями и антиценностями (между “добром” и “злом”, говоря языком религиозной традиции). И сохранить саму возможность выбора между ценностями и антиценностями можно лишь, сознательно утверждая ценности, – в противном случае мы остаёмся только с антиценностями, когда фиктивное “идеологическое многообразие” оборачивается “идеологическим безобразием”. 
Ещё один аргумент против нравственности как государственной идеологии формулируется так: нравственность невозможно насадить директивным путём. 
В этом аргументе много лицемерия. Годы псевдодемократии блестяще доказали, что с помощью средств массовой информации (органов директивного управления сознанием через эмоции) можно очень эффективно насаждать всё то, что способствует нравственному разложению и деградации общества. А это значит, что с точно такой же эффективностью и с помощью точно таких же средств можно насаждать в обществе и всё то, что нравственно укрепляет и оздоровляет его. Другое дело, что настоящий расчёт здесь – не на средства массовой информации, а на те педагогические системы, руководящим принципом которых является идея примата нравственного воспитания над профессиональным.
Конечно, мы не питаем иллюзий насчёт реального положения вещей и признаём, что «нравственность, как и талант, даётся не каждому» (А.С.Пушкин). Но мы считаем при этом, что не имеем права закрывать глаза на те отрицательные последствия, которыми оборачивается для подавляющего большинства наших граждан отсутствие нравственности у их меньшинства. А моральное право на защиту нравственности как традиционной ценности нам даёт взгляд на проводимую сегодняшней российской властью политику как на курс, насаждающий и легитимирующий под предлогом “деидеологизации” самую обычную “идеологию агрессивной безнравственности”.
Тем не менее, налицо требующий безотлагательного решения вопрос: где формальные критерии определения того, что считать нравственным, а что – безнравственным? 
Мы вполне отдаём себе отчёт в необычайной сложности вопросов, связанных с проблемными аспектами культурно-исторической категории “нравственности”. Но мы понимаем и то, что реально наблюдаемая нравственность, воплощённая в практическом поведении людей, нуждается не столько в академической, сколько в общественной оценке. Поэтому в качестве генерального (но не единственного) направления своей работы мы сознательно выбираем область нравственности как операциональной категории, определяя её как “ненанесение ущерба себе, окружающим и среде обитания, гармонию духовных и материальных устремлений и действий, баланс прав и обязанностей” 
 Данная формула, называемая нами “принципом нравственности” (“нравственным принципом”), представляет собой не благонамеренное пожелание, а своего рода “квинтэссенцию” общечеловеческого опыта. Во-первых, она является технологической оптимизацией пророческих Заветов с их предельно максимизированной функцией нравственности («Возлюби Господа Бога своего всем сердце твоим…»; «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» – Мтф. 22: 37-39). Технологическая оптимизация Заветов проявляется в том, что их предельно максимизированная нравственная функция минимизируется, – поскольку методологически оценивать ущерб гораздо проще, чем выгоду (в силу неполноты знания). Во-вторых, данная формула – это не более чем изложение другими словами положений Конституции РФ, отраженных в статьях 55 и 58 (раздел первый, глава 2). В обоих случаях данная формула, называемая нами “принципом нравственности”, обнаруживает свойства универсального инструмента идеологической сверхвласти нравственности: она “работает” и как средство оценки деятельности субъектов («судите по делам их»), и как орудие решения текущих проблем (на основе расширенного использования экспертных процедур при определяющей роли нравственного координирующего начала).
 Самое же главное: принцип нравственности абсолютно совместим с любым социально-политическим строем (с монархиями, демократиями и т.д.); на его основе купируются недостатки любых форм государственного устройства, при одновременном сохранении их лучших свойств.
 Являясь, по сути, предельной операционализацией требований духовного характера, принцип нравственности создаёт такой угол зрения на проблему организационного управления, при котором в центре внимания оказывается связь нравственности как безусловной фундаментальной ценности с живой управленческой практикой. А критерием соответствия управленческих решений нравственным стандартам становится очевидность их социально-ориентированного характера.
Мы считаем, что это и есть “социалистическая идея” в её современном воплощении, отвечающем духу времени и требованиям момента. Можно даже сказать что без принятия принципа нравственности гармоничная, т.е. «не репрессивная» реализация идеи совмещения частных интересов с общественными попросту невозможна.
Как обеспечить ротацию кадров во властных структурах с учётом критерия нравственности? 
Ясно, что сама сегодняшняя власть (та её часть, на которую делается ставка) здесь беспомощна. Ей нужно помочь: вооружить её соответствующей технологией социального управления как практической программой действий.
Такая программа разработана Институтом нравственности, образованном в 2005 году. Названный Институт – это не традиционный орган управления и контроля и не научно-образовательное учреждение; это своего рода “интеллектуальное предприятие” со стратегическими функциями и с переменными структурными параметрами, инструмент разработки и внедрения новых социальных технологий, маневренное орудие общественного проекта “Институт нравственности”. Последний уместнее всего сравнить с “институтом демократии”, – с той поправкой, что проект “Институт нравственности” является выражением общественной потребности в преодолении социальных болезней (коррупции, терроризма, политического лицемерия и цинизма, двойных стандартов и др.), порождаемых чисто формальной природой института демократии. В сущности, проект “Институт нравственности” – это всего лишь констатация того факта, что демократия без нравственности – пустой звук и что все её основополагающие принципы, начиная с выборности властей и кончая их разделением, будучи подчинены разлагающей сверхвласти денег, обессмысливают само понятие народовластия. А поскольку в России на этот факт указывает уже целая историческая традиция (от А.С.Пушкина до И.А.Ильина), то и сам институт демократии возможен в ней только лишь в форме проекта “Институт нравственности”, т.е. в форме института нравственности как идеологии сверхвласти нравственности. Последнее пятнадцатилетие убедительно доказало, что без опоры на нравственную сверхвласть ни социальное государство, ни социалистическая идея в России невозможны. 
Конкретные предложения Института нравственности заключаются в разработке новых социальных технологий: таких организационных форм диалога между представителями власти и общественности, которые эффективно совмещают в себе юридическую, практическую и нравственную компоненты. Ядром этих новых технологий являются экспертные сообщества, рассматривающие все существующие проблемы с нравственных позиций, а примером их практической реализации могут служить Государственно-общественные научные экспертные советы. Суть же новых социальных технологий сводится к повышению роли и усилению функций Государственно-общественных научных экспертных советов, которые, во-первых, сделают невозможным принятие правительственных решений на основе групповых кулуарных сговоров, во-вторых, придадут юридически-законную силу решениям общественности, в-третьих, обеспечат высокий профессиональный уровень этих решений и, в-четвёртых, изначально подчинят эти решения нравственному координирующему началу. 
В круг непосредственных задач Государственно-общественных научных экспертных советов входят: подготовка стратегических решений, разработка целевых программ, вынесение нравственных оценок деятельности публично значимых лиц и т.д. Одновременно Государственно-общественные научные экспертные советы могут послужить основой для создания настоящего Общественного совета России, который, в отличие от нынешней декоративной “Общественной Палаты”, возложит на себя функцию “нравственного компаса” в решении стоящих перед обществом проблем. И они же должны явиться источником и базой человеческого ресурса для того “углубления демократии”, которая выразится в усилении ротации кадров правящей бюрократии. 
Речь идёт о том, что к активной социальной жизни привлекаются сотни и тысячи достойных во всех отношениях, квалифицированных, высоконравственных людей, оказавшихся в силу определённых причин на “социальной обочине” – вне сферы обсуждения и принятия общественно-значимых решений. Причины, вытолкнувшие их на “социальную обочину”, известны: это те самые причины, которые привели к засилью во всех ключевых звеньях и структурах управления безнравственных, безответственных, а часто и абсолютно непрофессиональных людей. То есть, это те самые причины, которые поставили на грань катастрофы нашу страну. В этих условиях Государственно-общественные научные экспертные советы оказываются единственными в своём роде институтами, способными “запустить” обратный процесс – процесс восстановления страны путём вовлечения в активную социальную деятельность невостребованных, нравственных профессионалов.
В том-то и заключается принципиальное отличие Государственно-общественных научных экспертных советов от всех других “Советов”, что пополнение их составов не ограничено никакими “цензами”, кроме одного: “ценза” приверженности нравственному принципу. А необъятное поле возможностей, создаваемое самой глубинной сутью Государственно-общественных научных экспертных советов, открывает широкие перспективы для каждого, кто разделяет глубоко-нравственную идею совмещения общественных интересов с частными, кто способен постоянно повышать свой образовательный уровень и кто хочет принимать участие в управлении государством. 
Самые первые шаги по реализации наших предложений уже сделаны. Они позволяют говорить как о факте о матричной модели общественной самоорганизации, могущей служить образцом для подражания и для “пересадки” в любую точку постсоветского пространства Российской Федерации. Назначение этой матричной модели – вдохнуть новые жизненные импульсы в прочно забытое на российской почве понятие “хозяина собственной страны”.
Условия для совершенствования матричной модели задаются принципиально новыми технологиями социального управления. Всемирная информационная паутина, которая первоначально предназначалась для информирования пользователей, а сегодня всё больше используется как средство манипулирования ими, должна быть использована в интересах создания принципиально нового феномена – “мыслящего социума”. А интеллектуальной основой “мыслящего социума” и является множество экспертов, вовлекаемых в глобальный дискурс в режиме непрерывного диалога – обсуждения любых важных общественных проблем. 
Экспертные сообщества, куда может входить каждый нравственный и квалифицированный человек, получают возможность эффективно влиять на динамику элит. То есть, именно они в процессе дискурса определяют, какая конкретно нужна обществу структура власти, собственности, политики и т.д. – исходя из условий “здесь-теперь”. Они занимаются созданием технологий управления обществом, вырабатывают и предлагают решения по текущим проблемам, выстраивают систему “нравственного рейтингования”. Они выносят вердикты в отношении любых публичных лиц; они решают, кто по своим нравственным качествам достоин занимать руководящую должность, а кому нахождение во властных структурах противопоказано. Они разрабатывают механизмы поощрения и наказания, призванные повышать эффективность диалога между государством и обществом. Они обладают правом наложения “нравственного вето” на любые решения властных органов, потенциально чреватые общественным ущербом. Их деятельностью запускаются стимулы для профессионального и общественно-политического роста граждан, реализуется конституционное право народа на высшую власть, возбуждается творчество масс, энергия которых перенаправляется из сферы “передела материи” в общественно-полезную, созидательную сферу. 
Режим непрерывного дискурса, в котором работают эксперты – это общемировой поиск истины. В процессе дискурса идёт постоянное “нравственное рейтингование” как управленцев, так и самих экспертов, а, значит, идёт и постоянная ротация тех и других; каждый имеет свой динамический, нравственный рейтинг. Общество постоянно “перетряхивается” в плане максимального высвобождения и проявления своих позитивных потенций. 
Всё это вместе взятое и есть то, что принято называть “свободой”, “правами человека”, “перманентным углублением демократии”; всем этим, по сути, и обеспечивается преодоление уродующих нашу жизнь крайностей – преодоление разрыва между духовно-нравственной сферой и сферой материального производства, между воспитанием профессиональным и воспитанием нравственным, между “человеком экономическим” и “человеком социальным”. 

 

Поделиться в соц.сетях